Чувство вины
Уэйтса не тяготило заключение. Он не замечал его. Он не видел ржавой решетки, грязной тёмной камеры, не слышал разговоров тюремщиков и скрежет крыс за стеной.
Какая разница, какая разница... Какая разница?!
Когда они играли свадьбу, он не думал, чем всё это закончился. Его жена, его любимая женщина, с которой он решил навсегда связать свою жизнь, женщина, подарившая ему столько лет счастья и прекрасную дочь, оказалась чудовищем.
А может это он был чудовищем?
Видя, как она меняется, он запер её, держал её в тюрьме, как и его сейчас. Он должен был дать ей свободу, должен был дать ей уйти. Но даже этого монстра, в котором почти не осталось человеческих черт, он любил. Он любил человека, которым оно когда-то было.
Но оно никогда не было человеком!!
Заточение, на которое он её обрёк, привело её в бешенство, и когда подошел чужой…
Рамона. Рамона, Рамона, Рамона…
- Прости меня, дочка, прости меня.
Уэйтс обожал свою дочь даже больше, чем жену. Он знал, да, конечно же он знал, что Рамона тоже станет таким же чудовищем, это были их гены, гены этого проклятого города…
Он ничего для неё не жалел, исполнял все её капризы, он хотел сделать её детство самым счастливым…
Она рисовала. Рядом с трупом лежал её рисунок и несколько цветных мелков.
Уэйтс никогда не видел столько крови, он даже представить не мог, что в её маленьком теле может быть столько крови.
Джек Уолтерс был не виноват, нет, это всё сам Уэйтс, сам.
Он не врал, когда сказал, что сам убил свою любимую дочь. Он должен был их отпустить, но он слишком хотел остаться с единственными любимыми людьми, со своей семьёй.
- Рамона…
Руки тряслись, но он всё же смог провести бритвой по венам на запястье, оставляя глубокие порезы. Кровь текла слишком медленно, словно её в нём почти не было. Всё существо Уэйтса охватывала паника, от одной только мысли, что не сможет умереть. И он продолжал резать бритвой руки, глядя на красные полосы стеклянным взглядом. У него осталась только одна цель, и было лишь одно место, куда он мог отправиться.
.